Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
08:49
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 01 августа 2011
21:16
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
20:37
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
14:03
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Погаснул день!- и тьма ночная своды
Небесные как саваном покрыла.
Кой-где во тьме вертелись и мелькали
Светящиеся точки,
И между них земля вертелась наша;
На ней, спокойствием объятой тихим,
Уснуло все - и я один лишь не спал.
Один я не спал... страшным полусветом,
Меж радостью и горестью срединой,
Мое теснилось сердце – и желал я
Веселие или печаль умножить
Воспоминаньем о убитой жизни:
Последнее, однако, было легче!..
...
Небесные как саваном покрыла.
Кой-где во тьме вертелись и мелькали
Светящиеся точки,
И между них земля вертелась наша;
На ней, спокойствием объятой тихим,
Уснуло все - и я один лишь не спал.
Один я не спал... страшным полусветом,
Меж радостью и горестью срединой,
Мое теснилось сердце – и желал я
Веселие или печаль умножить
Воспоминаньем о убитой жизни:
Последнее, однако, было легче!..
...
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь:
На кой мне чорт душа твоя!...
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь:
На кой мне чорт душа твоя!...
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем?
Мы, дети севера, как здешные растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченье...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.
1829
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем?
Мы, дети севера, как здешные растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченье...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.
1829
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
К Пушкину у Мандельштама было какое-то небывалое, почти грозное отношение — в нем мне чудится какой-то венец сверхчеловеческого целомудрия. Всякий пушкинизм был ему противен.
Чудак? Конечно, чудак. Он, например, выгнал молодого поэта, который пришел жаловаться, что его не печатают. Смущенный юноша спускался по лестнице, а Осип стоял на верхней площадке и кричал вслед: "А Андрея Шенье печатали? А Сафо печатали? А Исуса Христа печатали?"
Чудак? Конечно, чудак. Он, например, выгнал молодого поэта, который пришел жаловаться, что его не печатают. Смущенный юноша спускался по лестнице, а Осип стоял на верхней площадке и кричал вслед: "А Андрея Шенье печатали? А Сафо печатали? А Исуса Христа печатали?"
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Вот что я называю пушкинской болезнью (поэт говорит о послеодесском периоде):
Нам кажется, что такого Пушкина никогда не было — мы такого не знаем, но ведь он же лучше знал самого себя.
Я зрел врага в бесстрастном судии,
Изменника — в товарище, пожавшем
Мне руку на пиру, — всяк предо мной
Казался мне изменник или враг.
Изменника — в товарище, пожавшем
Мне руку на пиру, — всяк предо мной
Казался мне изменник или враг.
Нам кажется, что такого Пушкина никогда не было — мы такого не знаем, но ведь он же лучше знал самого себя.
воскресенье, 31 июля 2011
19:41
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Неукоснительно следовать своим склонностям и быть настолько в их власти, чтобы не мочь отступаться от них или подчинять их своей воле, означает не быть самому себе другом, а тем более господином; это значит быть рабом самого себя.
Сколь драгоценна помощь благоразумия для того, чьи желания и возможности оно приводит в соответствие между собой! Нет науки полезнее этой!
Незачем жалеть хворого, если у него под рукой целительное лекарство.
Жалок, по‑моему, тот, кто не имеет у себя дома местечка, где бы он был и впрямь у себя, где мог бы отдаться личным заботам о себе или укрыться от чужих взглядов!
Сколь драгоценна помощь благоразумия для того, чьи желания и возможности оно приводит в соответствие между собой! Нет науки полезнее этой!
Незачем жалеть хворого, если у него под рукой целительное лекарство.
Жалок, по‑моему, тот, кто не имеет у себя дома местечка, где бы он был и впрямь у себя, где мог бы отдаться личным заботам о себе или укрыться от чужих взглядов!
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
О раскаянии
Нужно, чтобы совесть совершенствовалась сама собой благодаря укреплению нашего разума, а не вследствие угасания наших желаний.
Об умеренности
Лучник, который допустил перелет, стоит того, чья стрела не долетела до цели.
Нужно, чтобы совесть совершенствовалась сама собой благодаря укреплению нашего разума, а не вследствие угасания наших желаний.
Об умеренности
Лучник, который допустил перелет, стоит того, чья стрела не долетела до цели.
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Ведь те, кто лишь изредка и случайно оглядывают себя мысленно, не записывая своих наблюдений, те не исследуют себя так обстоятельно и не проникают в себя так глубоко, как тот, кто делает это предметом своего постоянного изучения, своим жизненным делом, своим ремеслом, как тот, кто ставит перед собой задачу начертать исчерпывающее свое описание и отдается ее выполнению со всей искренностью, со всем жаром своей души; ведь даже сладчайшие удовольствия, если переживаешь их лишь наедине с собою, уносятся, не оставляя никакого следа и ускользая от взгляда не только всего народа, но и окружающих нас людей.
Для того чтобы приучить мое воображение к некоторому порядку и плану даже тогда, когда оно предается фантазиям, и оградить его от беспорядочных блужданий и расточения сил попусту, нет лучшего способа, как закрепить на бумаге и зарегистрировать все даже самые ничтожные мысли, возникающие в уме.
Для того чтобы приучить мое воображение к некоторому порядку и плану даже тогда, когда оно предается фантазиям, и оградить его от беспорядочных блужданий и расточения сил попусту, нет лучшего способа, как закрепить на бумаге и зарегистрировать все даже самые ничтожные мысли, возникающие в уме.
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
...я постоянно чувствую на себе гнет некоего душевного заблуждения, которое немало огорчает меня отчасти потому, что оно совершенно необоснованно, а еще больше потому, что бесконечно навязчиво.
Больше того, я совершенно не представляю себе, на что я способен, и восхищаюсь самонадеянностью и самоуверенностью, присущими в той или иной мере каждому, кроме меня. Это приводит к тому, что мне кажется, будто я почти ничего толком не знаю и что нет ничего такого, за выполнение чего я мог бы осмелиться взяться.
Суждения мои робки и прихотливы, особенно когда касаются меня самого. Я без конца порицаю себя, и меня всегда преследует ощущение, будто я пошатываюсь и сгибаюсь от слабости. Во мне нет ничего, способного доставить удовлетворение моему разуму.
Turpe est, quod nequeas, capiti commitere pondus,
Et pressum infiexo mox dare terga genu. *
Обвинять себя в этом случае значит отводить от себя всякое обвинение, осуждать себя значит выносить себе оправдательный приговор. <...> Мы готовы признать за другими превосходство в отваге, телесной силе, опытности, ловкости, красоте, но превосходства в уме мы никому не уступим.
_________________________________________
* Постыдно возлагать себе на голову непосильную тяжесть и, как только она надавит, тотчас же с дрожью в поджилках отступать (лат.). – Проперций, III, 9, 5.
Больше того, я совершенно не представляю себе, на что я способен, и восхищаюсь самонадеянностью и самоуверенностью, присущими в той или иной мере каждому, кроме меня. Это приводит к тому, что мне кажется, будто я почти ничего толком не знаю и что нет ничего такого, за выполнение чего я мог бы осмелиться взяться.
Суждения мои робки и прихотливы, особенно когда касаются меня самого. Я без конца порицаю себя, и меня всегда преследует ощущение, будто я пошатываюсь и сгибаюсь от слабости. Во мне нет ничего, способного доставить удовлетворение моему разуму.
Turpe est, quod nequeas, capiti commitere pondus,
Et pressum infiexo mox dare terga genu. *
Обвинять себя в этом случае значит отводить от себя всякое обвинение, осуждать себя значит выносить себе оправдательный приговор. <...> Мы готовы признать за другими превосходство в отваге, телесной силе, опытности, ловкости, красоте, но превосходства в уме мы никому не уступим.
_________________________________________
* Постыдно возлагать себе на голову непосильную тяжесть и, как только она надавит, тотчас же с дрожью в поджилках отступать (лат.). – Проперций, III, 9, 5.
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
И когда я принимаясь рассуждать без разбора обо всем, что только приходит мне в голову, не прибегая к сторонней помощи и полагаясь только на свою сообразительность, то, если при этом мне случается – а это бывает не так уж редко – встретить, на мое счастье, у кого‑нибудь из хороших писателей те самые мысли, которые я имел намерение развить (так было, например, совсем недавно с рассуждением Плутарха о силе нашего воображения), я начинаю понимать, насколько, по сравнению с такими людьми, я ничтожен и слаб, тяжеловесен и вял, – и тогда я проникаюсь жалостью и презрением к самому себе. Но в то же время я и поздравляю себя, ибо вижу, что мои мнения имеют честь совпадать иной раз с их мнениями и что они подтверждают, пусть издалека, их правильность.
Пусть он таит про себя все, что взял у других, и предает гласности только то, что из него создал.
Sapere aude,
Incipe: vivendi recte qui prorogat horam,
Rusticus expectat dum defluat amnis; at ille
Labitur, et labetur in omne volubilis aevum. *
Мне приходилось слышать, как некоторые уверяют, будто их голова полна всяких прекрасных мыслей, да только выразить их они не умеют: во всем, мол, виновато отсутствие у них красноречия. Но это – пустые отговорки! На мой взгляд, дело обстоит так. В головах у этих людей носятся какие‑то бесформенные образы и обрывки мыслей, которые они не в состоянии привести в порядок и уяснить себе, а стало быть, и передать другим: они еще не научились понимать самих себя. И хотя они лепечут что‑то как будто бы уже готовое родиться, вы ясно видите, что это скорей похоже на зачатие, чем на роды, и что они только подбираются издали к смутно мелькающей перед ними мысли.
____________________________________
* Решись стать разумным, начни! Кто медлит упорядочить свою жизнь, подобен тому простаку, который дожидается у реки, когда она пронесет все свои воды; а она течет и будет течь веки вечные (лат.). – Гораций. Послания, I, 2, 40 сл.
Пусть он таит про себя все, что взял у других, и предает гласности только то, что из него создал.
Sapere aude,
Incipe: vivendi recte qui prorogat horam,
Rusticus expectat dum defluat amnis; at ille
Labitur, et labetur in omne volubilis aevum. *
Мне приходилось слышать, как некоторые уверяют, будто их голова полна всяких прекрасных мыслей, да только выразить их они не умеют: во всем, мол, виновато отсутствие у них красноречия. Но это – пустые отговорки! На мой взгляд, дело обстоит так. В головах у этих людей носятся какие‑то бесформенные образы и обрывки мыслей, которые они не в состоянии привести в порядок и уяснить себе, а стало быть, и передать другим: они еще не научились понимать самих себя. И хотя они лепечут что‑то как будто бы уже готовое родиться, вы ясно видите, что это скорей похоже на зачатие, чем на роды, и что они только подбираются издали к смутно мелькающей перед ними мысли.
____________________________________
* Решись стать разумным, начни! Кто медлит упорядочить свою жизнь, подобен тому простаку, который дожидается у реки, когда она пронесет все свои воды; а она течет и будет течь веки вечные (лат.). – Гораций. Послания, I, 2, 40 сл.
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
А следовало бы, чтобы еще кто‑нибудь крикнул: «О, тупые головы! Мы постоянно спрашиваем: знает ли такой‑то человек греческий или латынь? Пишет ли он стихами или прозой? Но стал ли он от этого лучше и умнее, – что, конечно, самое главное, – этим мы интересуемся меньше всего. А между тем, надо постараться выяснить – не кто знает больше, а кто знает лучше».
Apud alios loqui didicerunt, non ipsi secum. *
И если можно быть учеными чужою ученостью, то мудрыми мы можем быть лишь собственной мудростью.
Ему полагалось бы прийти с душой наполненной, а он приходит с разбухшею; ей надо было бы возвеличиваться, а она у него только раздулась.
____________________________________
*Они научились говорить перед другими, но не с самими собою (лат.) – Цицерон. Тускуланские беседы. V, 36.
Apud alios loqui didicerunt, non ipsi secum. *
И если можно быть учеными чужою ученостью, то мудрыми мы можем быть лишь собственной мудростью.
Ему полагалось бы прийти с душой наполненной, а он приходит с разбухшею; ей надо было бы возвеличиваться, а она у него только раздулась.
____________________________________
*Они научились говорить перед другими, но не с самими собою (лат.) – Цицерон. Тускуланские беседы. V, 36.
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Я хочу, чтобы люди действовали, чтобы они как можно лучше выполняли налагаемые на них жизнью обязанности, чтобы смерть застигла меня за посадкой капусты, но я желаю сохранить полное равнодушие и к ней, и, тем более, к моему не до конца возделанному огороду.
In vera nescis nullum fore morte alium te,
Qui possit vivus tibi lugere peremptum.
Stansque iacentem. *
_________________________________
*Неужели ты не знаешь, что после истинной смерти не будет второго тебя, который мог бы, живой, оплакивать тебя, умершего, стоя над лежащим (лат). – Лукреций, III, 855 сл.
In vera nescis nullum fore morte alium te,
Qui possit vivus tibi lugere peremptum.
Stansque iacentem. *
_________________________________
*Неужели ты не знаешь, что после истинной смерти не будет второго тебя, который мог бы, живой, оплакивать тебя, умершего, стоя над лежащим (лат). – Лукреций, III, 855 сл.
14:27
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
10:45
Доступ к записи ограничен
Внезапно, на туманном ноябрьском рассвете, я приходил в себя и замечал, как тихо, как холодно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра